Неточные совпадения
Соня упала на ее труп, обхватила ее руками и так и замерла,
прильнув головой к иссохшей груди покойницы. Полечка припала к ногам матери и целовала их, плача навзрыд. Коля и Леня, еще не поняв, что случилось, но предчувствуя что-то очень страшное, схватили один другого обеими руками за плечики и, уставившись один в другого глазами, вдруг вместе, разом, раскрыли рты и начали кричать. Оба еще были в костюмах: один в чалме, другая в ермолке с страусовым пером.
— Я их боюсь, лягушек-то, — заметил Васька, мальчик лет семи, с белою, как
лен,
головою, в сером казакине с стоячим воротником и босой.
— Ах, это Аника Панкратыч Лепешкин, золотопромышленник, — предупредила Привалова Агриппина Филипьевна и величественно поплыла навстречу входившей Хионии Алексеевне. Дамы, конечно, громко расцеловались, но были неожиданно разлучены седой толстой
головой, которая фамильярно
прильнула губами к плечу хозяйки.
— Мама, окрести его, благослови его, поцелуй его, — прокричала ей Ниночка. Но та, как автомат, все дергалась своею
головой и безмолвно, с искривленным от жгучего горя лицом, вдруг стала бить себя кулаком в грудь. Гроб понесли дальше. Ниночка в последний раз
прильнула губами к устам покойного брата, когда проносили мимо нее. Алеша, выходя из дому, обратился было к квартирной хозяйке с просьбой присмотреть за оставшимися, но та и договорить не дала...
Потом он видел, как она медленно и спокойно подошла к нему, обняла его своими
голыми руками и безмолвно
прильнула к его лицу горевшими губами.
Подстреленная утка воровата, говорят охотники, и это правда: она умеет мастерски прятаться даже на чистой и открытой воде: если только достанет сил, то она сейчас нырнет и, проплыв под водою сажен пятнадцать, иногда и двадцать, вынырнет, или, лучше сказать, выставит только один нос и часть
головы наружу и
прильнет плотно к берегу, так что нет возможности разглядеть ее.
— А у меня уж скоро Рублиха-то подастся… да. Легкое место сказать, два года около нее бьемся, и больших тысяч это самое дело стоит. Как подумаю, что при Оникове все дело оправдается, так даже жутко сделается. Не для его глупой
головы удумана штука… Он-то теперь
льнет ко мне, да мне-то его даром не надо.
Голова Санина приходилась в уровень с подоконником; он невольно
прильнул к нему — и Джемма ухватилась обеими руками за его плечи, припала грудью к его
голове.
Катрин, впрочем, помешала ему докончить этот романс, потому что, стоя у него за стулом, она вдруг обхватила его
голову своими сильными руками и заглушила его пение,
прильнув губами к его губам.
— Нет, кажется, мы никогда не поумнеем, — сказала совершенно как бы искренним голосом пани и затем нежно
прильнула головой к плечу мужа, что вызвало его тоже на нежнейший поцелуй, который старик напечатлел на ее лбу, а она после того поспешила слегка обтереть рукой это место на лбу.
Лена отчего-то вдруг вздрогнула и отвернулась. Подойдя к отцу, она обняла его и припала
головой ему на плечо.
Он засмеялся, как показалось
Лене, довольно противно, в бороду, и покачал
головой в скверной шляпенке.
Голова его как-то безнадежно
прильнула к подушке, лицо и все тело горели в сухом жару.
Передонов не ходил в гимназию и тоже чего-то ждал. В последние дни он все
льнул к Володину. Страшно было выпустить его с глаз, — не навредил бы. Уже с утра, как только проснется, Передонов с тоскою вспоминал Володина: где-то он теперь? что-то он делает? Иногда Володин мерещился ему: облака плыли по небу, как стадо баранов, и между ними бегал Володин с котелком на
голове, с блеющим смехом; в дыме, вылетающем из труб, иногда быстро проносился он же, уродливо кривляясь и прыгая в воздухе.
Да, никак, сам грамотку-то писал! — подхватил он, потряхивая
головою — почтенною
головою, окруженною прядями белых как снег и мягких как
лен волос.
И, взяв Фому за руку, она усадила его, как ребенка, на колени к себе, прижала крепко
голову его к груди своей и, наклонясь, надолго
прильнула горячими губами к губам его.
Человек назвал хозяев и дядю Петра людями и этим как бы отделил себя от них. Сел он не близко к столу, потом ещё отодвинулся в сторону от кузнеца и оглянулся вокруг, медленно двигая тонкой, сухой шеей. На
голове у него, немного выше лба, над правым глазом, была большая шишка, маленькое острое ухо плотно
прильнуло к черепу, точно желая спрятаться в короткой бахроме седых волос. Он был серый, какой-то пыльный. Евсей незаметно старался рассмотреть под очками глаза, но не мог, и это тревожило его.
Потом, когда она отводила свою руку, Коля только исподлобья посматривал на это; но Елена вдруг снова обращала руку к нему, и мальчик снова принимался визжать и хохотать; наконец, до того наигрался и насмеялся, что утомился и,
прильнув головой к груди матери, закрыл глазки: тогда Елена начала его потихоньку качать на коленях и негромким голосом напевать: «Баю, баюшки, баю!».
Дознано было, что отец и старший сын часто ездят по окрестным деревням, подговаривая мужиков сеять
лён. В одну из таких поездок на Илью Артамонова напали беглые солдаты, он убил одного из них кистенём, двухфунтовой гирей, привязанной к сыромятному ремню, другому проломил
голову, третий убежал. Исправник похвалил Артамонова за это, а молодой священник бедного Ильинского прихода наложил эпитимью за убийство — сорок ночей простоять в церкви на молитве.
Феша прыснула себе в руку и начала делать какие-то особенные знаки по направлению к окнам, в одном из которых торчала
голова в платке,
прильнув побелевшим концом носа к стеклу; совершенно круглое лицо с детским выражением напряженно старалось рассмотреть меня маленькими серыми глазками, а когда я обернулся, это лицо с смущенной улыбкой спряталось за косяк, откуда виднелся только кончик круглого, как пуговица, носа, все еще белого от сильного давления о стекло.
И тотчас из ясеневого ящика выглянула причесанная, светлая, как
лен,
голова и синие бегающие глаза. За ними изогнулась, как змеиная, шея, хрустнул крахмальный воротничок, показался пиджак, руки, брюки, и через секунду законченный секретарь, с писком: «Доброе утро», вылез на красное сукно. Он встряхнулся, как выкупавшийся пес, соскочил, заправил поглубже манжеты, вынул из карманчика патентованное перо и в ту же минуту застрочил.
Я представил себе гибкую женщину, спящую у него на руках,
прильнув головой к широкой груди, — это было красиво и еще более убедило меня в правде его рассказа. Наконец, его печальный и мягкий тон при воспоминании о «купчихе» — тон исключительный. Истинный босяк никогда не говорит таким тоном ни о женщинах, ни о чем другом — он любит показать, что для него на земле нет такой вещи, которую он не посмел бы обругать.
Я приподнял
голову и вздрогнул; точно, я не обманывался: жалобный крик примчался издалека и
прильнул, словно дребезжа, к черным стеклам окон.
Казалось, казацкий хорунжий, забывший на
Лене о том, что он только казацкий хорунжий, и сам уже отвык представлять себя иначе, как Арабын-тойоном, могучим и грозным, с
головой выше приленских сопок.
Незнакомое существо, к которому так
прильнули его глаза, мысли и чувства, вдруг поворотило
голову и взглянуло на него.
Кто-то постучал снаружи в окно, над самой
головой студента, который вздрогнул от неожиданности. Степан поднялся с полу. Он долго стоял на одном месте, чмокал губами и, точно жалея расстаться с дремотою, лениво чесал грудь и
голову. Потом, сразу очнувшись, он подошел к окну,
прильнул к нему лицом и крикнул в темноту...
Одиночные арестанты изучали нового пришельца, держась руками за решетки и
прильнув бритыми
головами к отверстиям…
Рука, нетвердая в труде,
Как спицы ноги, детский голос,
И, словно
лен, пушистый волос
На
голове и бороде.
Нина Александровна (вслух).
Лена, боже мой! Дитя мое, что у тебя в
голове?..
— Где же туча? — спросил я, удивленный тревожной торопливостью ямщиков. Старик не ответил. Микеша, не переставая грести, кивнул
головой кверху, по направлению к светлому разливу. Вглядевшись пристальнее, я заметил, что синяя полоска, висевшая в воздухе между землею и небом, начинает как будто таять. Что-то легкое, белое, как пушинка, катилось по зеркальной поверхности
Лены, направляясь от широкого разлива к нашей щели между высокими горами.
Проснувшись среди ночи, я увидел его в той же позе. Слабый огонек освещал угрюмое лицо, длинные, опущенные книзу усы и лихорадочный взгляд впалых глаз под нависшими бровями. Девочка спала, положив
голову ему на колени. Отблеск огня пробегал по временам по ее светлым, как
лен, волосам, выбившимся из-под красного платочка. Кроме Островского, в юрте, по-видимому, все спали; из темных углов доносилось разнотонное храпение…
У Веры Львовны вдруг явилось непреодолимое желание
прильнуть как можно ближе к своему мужу, спрятать
голову на сильной груди этого близкого человека, согреться его теплотой…
Рядом с ним сидел мальчик лет около восьми. Мне была видна только его наклоненная
голова, с тонкими, как
лен, белокурыми волосами. Старик, щуря сквозь очки свои подслеповатые глаза, водил указкой по странице лежавшей на столе книги, а мальчик с напряженным вниманием читал по складам. Когда ему не удавалось, старик поправлял его с ласковым терпением.
Старик медленно поднял костлявые, сухие руки свои к
голове и стащил шапку; после этого правая рука его еще медленнее поднялась кверху, и трепещущая, неверная кисть ее
прильнула к страдальческому челу, потом к груди и робко сотворила крестное знамение.
Алексей стоял, понурив
голову. «Как же он ласков, как же милостив, душа так и
льнет к нему… А страшно, страшно!..»
— Мáлится Божие стадо, мáлится, — грустно покачав
головой, промолвил Фуркасов. — Много больше бывало в прежние годы. С той поры как услали родимого нашего Александрушку, зáчал наш кораблик умаляться. При Александрушке-то, помнишь, иной раз святых праведных по пятидесяти и больше вкупе собиралось… В двух горницах зараз радели — в одной мужеск пол, в другой — женский. А подула-повеяла погодушка холодная, признобила-поморозила зé
лен Божий сад.
Засучив рукавишки, тряхнув белыми, как
лен, волосенками, низко нагнув
голову, ястребенком ринулся он на миршенских.
Действительно «все» было готово очень быстро. Машинка для стрижки с удивительной быстротой заработала вокруг Луниной головки, и из-под нее посыпались жиденькие косицы светлых и мягких, как
лен, волос. Вскоре
голова девочки, лишенная растительности, стала похожа на гладкий шарик, и еще рельефнее выступили теперь среди загорелого личика ребенка серьезные голубые, не по-детски задумчивые глаза.
Цвибуш опустился на колени, бросил в сторону шляпу и
прильнул пылающим лицом к холодной сверкающей поверхности…Илька машинально опустилась на одно колено и последовала примеру отца. Цвибуш пил ртом и глазами. Он видел в воде свою, покрытую кровью, физиономию и, глядя на кровоподтеки и ссадины, готовил подходящую остроту. Но острота вылетела из
головы, и вода полилась изо рта обратно, когда он на зеркальной поверхности, рядом с своим лицом, увидел лицо Ильки. Он перестал пить и поднял
голову.
От этой ласки она трепетно
прильнула к нему
головой и тихо, чуть слышно сказала...
— Так-то, душа ты моя, тяжело вести крестьянские дела! — говорят он трактирщику, застегивая под столом пуговки, которые то и дело расстегиваются. — Да, милаша! Крестьянские дела это такая политика, что Бисмарка мало. Чтобы вести их, нужно иметь особую умственность, сноровку. Почему вот меня мужики любят? Почему они ко мне, как мухи,
льнут? А? По какой это причине я ем кашу с маслом, а другие адвокаты без масла? А потому, что в моей
голове талант есть, дар.
То, покоя спину на отвале кресел, он закрыл глаза и, положив широкую, мохнатую руку на
голову Андрюши, тихонько, нежно перебирает мягкой
лен его волос.
Вдруг слышу, что-то сзади меня пахнуло холодом, инда поперек меня хватило; смотрю, стоит передо мной старик — высокий, седой,
голова встрепанная, аки у сосны, борода по колено, не менее доброй охапки чесаного
льну, белехонька, словно у нашего брата, коли суток двое безвыходно помелешь; глаза серые, так и нижут тебя насквозь, тулуп шерстью вверх.
Большим деревянным гребнем, каким чешут
лен, она искала в
голове женщины, растянувшейся на той же скамье.
Священник, ничего не понимая, но увлеченный необыкновенным голосом хозяина, возвысил чашу с дарами и преклонил благоговейно белую, как
лен,
голову.
Она нашла. Огонь большой лампы проточил кружок в пушистой броне, и заблестело мокрое стекло, и снаружи она
прильнула к нему серым бесцветным глазом. Их двое, двое, двое… Ободранные
голые стены с блестящими капельками янтарной смолы, сияющая пустота воздуха и люди. Их двое.